Первая самостоятельная работа Э. Делакруа «Данте и Вергилий», написанная на сюжет «Божественной комедии», принесла ему широкую известность и заставила заговорить о рождении нового художника-романтика. Мощное эмоциональное воздействие этого полотна в первую очередь объясняется нетрадиционным использованием цвета.
В отличие от классицистов, отводящих ему второстепенное по сравнению с рисунком место, Э. Делакруа считает цвет важнейшим элементом живописи. Цветовое звучание «Данте и Вергилия» усиливается использованием контрастных тонов: яркие пятна красного и синего в изображении одежды и светлых оттенков обнаженных тел резко выделяются на зеленовато-синем и коричневом фоне. Другие встречающиеся названия этой картины — «Ладья Данте» и «Данте и Вергилий в Аду».
Это первое большое полотно Делакруа стилистически восходит к появившемуся тремя годами раньше «Плоту «Медузы»» кисти Жерико, хотя «содержательно» эти произведения весьма различаются — Жерико интерпретирует реальное трагическое событие, а Делакруа создает «литературную» реплику, отсылающую зрителя к Восьмой песни Ада из «Божественной комедии» Данте.
В этой песни рассказывается о том, как Данте, руководимый Вергилием, переплывает Стигийское болото, окружающее адский город Дит. В лодку, которой правит Флегий, при этом пытаются взобраться «гневные», подлежащие вечной казни в этом болоте. Картина Делакруа демонстрирует хорошее знакомство автора с творчеством старых мастеров — так, многие линии и фигуры напрямую заимствованы им у Микеланджело, что, впрочем, ни в коей мере не умаляет ценности этого полотна, по-настоящему поразившего современников. Причем не только «сердитых» молодых, но и таких признанных мэтров академизма, как, например, Антуан Гро. Он одобрил колорит картины, не преминув, впрочем, попенять молодому автору на неудовлетворительность рисунка.
Сам Делакруа был очень доволен своим дебютом, хотя в дневнике оценил работу вполне трезво: «И, наконец, моя собственная картина, которая так нравится мне, — записал он. — У нее есть один недостаток: ей не хватает живописной мощи. Я не вполне справился с техникой импасто, и потому контуры фигур выглядят размытыми и не слишком убедиельными…»