Картина относится ко времени, которое Дали описывал как «почти божественный, строгий период носорожьего рога», утверждая, что изгиб этого рога — единственная в природе абсолютно точная логарифмическая спираль и потому единственная совершенная форма.
В духе характерной для Дали логики — или критической паранойи — это озарение пришло к нему во время копирования картины, не дававшей художнику покоя в течение нескольких десятилетий, — тихой, очаровательной, залитой светом ‘Кружевницы’ Вермера.
В середине пятидесятых Дали даже снял фильм под названием «Удивительная история о Кружевнице и Носороге», в котором участвовали он сам, репродукция картины Вермера и живой, хотя и надежно изолированный, носорог. Здесь один из торсов Парфенона, работы самого знаменитого из древнегреческих скульпторов Фидия, расчленяется на фрагменты в форме головы и рога носорога, которые висят над типичным морским пейзажем Дали, который, в свою очередь, висит над дном, не касаясь его.