Констебл испытывал к Брайтону двойственные чувства. Два его приезда в этот город — в 1824 и 1828 году — были связаны с тяжелой болезнью его жены Марии. В Брайтоне он надеялся вылечить ее от чахотки. Но морской курорт лишь ненадолго облегчил ее страдания. Это не могло не оставить горького осадка в душе художника.
Кроме того, Констебла раздражали шумные толпы отдыхающих. Он едко называл местный пляж «приморской Пикадилли», сравнивая его с одной из самых оживленных улиц Лондона. Наконец, он считал посещение модных курортов пустым времяпрепровождением. Отсюда Констебл писал Д. Фишеру: «Коротко говоря, здесь нет ничего интересного для художника, если не считать волнорезов и постоянно меняющегося неба.
Рыбацкие лодки смотрятся весьма живописно, но этот сюжет заезжен пейзажистами уже настолько, что от него, по-моему, теперь больше вреда, чем пользы». Но, несмотря на раздражение и горечь, Констеблу удалось написать здесь картину, которая, будучи показана на выставке Королевской Академии, получила очень лестные отзывы.
О «Пирсе в Брайтоне» критики говорили только в превосходных степенях. Его ставили в один ряд с лучшими морскими пейзажами Тернера. Правда, тогда картина так и не нашла покупателя, и с тех пор Констебл никогда больше не брался за морские пейзажи.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)