Самые длинные, связные и впечатляющие сны снятся человеку непосредственно перед пробуждением. Сон может длиться несколько секунд, но субъективно оставить ощущение нескольких часов, насыщенных событиями. Мир сновидений — именно то пространство, где отсчет времени ведется по Мягким часам Сальвадора Дали; а они, по словам мастера, всегда показывают точное время.
Сошедшие с цирковой афиши тигры летят вперед. Когти выпущены, пасти раскрыты, грозные клыки оскалены в пароксизме ярости. Один тигр появляется из пасти другого. Тот, в свой черед, выпрыгивает изо рта огромной рыбы, а та выныривает из гигантского граната со вспоротой кожурой. Два гранатовых зернышка каплями крови светятся над сонной гладью моря. Зрителю эта анфилада образов неизбежно напомнит куклу-матрешку — или же кащееву смерть, спрятанную во вложенных друг в друга тайниках.
Пространство до линии горизонта заполнено безмятежным неподвижным морем. Это материя сна: то самое Бессознательное, из которого, как из внутриутробных вод, рождаются образы и сюжеты. Далеко, почти у горизонта, из воды вздымается скалистый островок, и у края холста желтеют скалы из песчаника, без которых Дали не мыслил морской пейзаж. Эти камни, причудливо изрезанные волнами и безжалостными каталонскими ветрами, вдохновляли художника на создание двойственных образов и обманчивых иллюзий, когда одно изображение перетекает в другое, — подобно тому, как трещины в камне складываются в новые и новые картины.
На заднем плане, прямо по воде, вышагивает слон на паучьих ногах. Он, подобно известной скульптуре с римской площади Минервы, — слонику Бернини — несет на спине обелиск-кристалл. Его парадоксально тонкие ноги заставят бодрствующего зрителя изумиться, но во сне возможно все. В том числе и совместить несовместимое, и бросить вызов законам гравитации. С земным притяжением спорит и обнаженное тело Гала, парящее над каменной плитой. Ее голова откинута назад, руки заведены за голову, одна нога подогнута. Она выглядит аллегорией мирного сна, находясь в гармонии с безмятежным морским пейзажем. Тем сильнее бросается в глаза контраст между статикой женского тела и динамикой яростных агрессивных образов. Еще более усиливает этот диссонанс винтовка с примкнутым штыком, который замер в миллиметрах от кожи спящей Гала.
Рядом с ней, крошечный на фоне порожденных подсознанием образов, парит плод граната. Он, в отличие от гигантского граната-из-сна, реален. Вокруг него вьется пчела. И гранат, и пчела попали в это сонное царство неслучайно. Они послужили катализатором для всего этого пиршества грез. Жужжание пчелы породило в голове спящей женщины цепочку тревожащих картин. Укол острием штыка стал логическим завершением сюжета сновидения, подменив собой в этой реальности укус пчелы. Чуть поодаль зависла над камнем пара морских раковин — математически совершенных форм, которыми так восхищался Дали. Они смотрятся как крошечный, но неотъемлемый штрих, завершающий картину идеального сновидения. И все это благословленное учением Фрейда торжество бессознательного осеняет ущербная луна, призрачное светило мира снов.