В те времена, когда французский художник Поль Гоген решил связать свою жизнь и судьбу с жизнью и судьбой таитянских аборигенов, на острове, по сути, продолжался каменный век, быт и нравы оставались теми же, что в первобытности. Жизнь текла размеренно, на заведенный манер. События были редкими.
Вот почему появляющийся на одном из пейзажей Гогена всадник воспринимается едва ли не как инородное тело. Конечно, человек уже приручил и одомашнил лошадей, начал использовать их мускульную силу в качестве подспорья к своей собственной, но все-таки рискнем предположить, что лошадь для туземца — что корове седло. Уж не себя ли самого изобразил художник в мужчине, восседающем верхом? Впрочем, провожать его из хижины, что нарисована сбоку, вышла все же местная жительница — об этом говорят и прическа, и характер одеяния.
Отдельного внимания заслуживает сам пейзаж, если рассматривать его изолированно, в отрыве от людских фигур и еще одной лошади, что пасется поодаль. Природа передана в тонах полуфантастических, нереальных. Что-то нарочито-декоративное присутствует в этом колорите. При этом зелень травы и листьев явно контрастирует с тем фиолетовым оттенком, который придан стволам деревьев.