Картины Кустодиева, рисующие идеальные сцены русской жизни, полны той самой повествователъности, что так поразила его у Брейгеля. Автор одной из первых книг о художнике, В. Воинов, вспоминал об одном своем разговоре с Кустодиевым: «Он сказал, что его влечет к рассказу, но не к анекдоту; к рассказу, органически связанному с бытом. Быт, преображенный через живописные задачи.
Мечтает о картине, где ни одна фигура не может быть по произволу выкинута, все они связаны между собой единством места и времени». Свою Русь Кустодиев рифмует с «праздником». Предполагается., что в ней есть и другое — тяжелый труд, заботы, инерция быта, — но в идеале и этот быт, просвеченный вечной идеей жизни, становится тоже «праздником».
«Праздник», ничем не омраченный, как символ, метафора жизни. Такой «мифологизации» соответствует и стилистика кустодиевских работ, их колорит, пестрота гипертрофированного цвета, того, что А. Бенуа уважительно и несколько ошарашенно назвал «варварской дракой красок». Характерные примеры этого ряда: «Сельский праздник», и «Крестный ход» .