Искусствоведы полагают, что эта загадочная картина «начиналась» как обычный цветочный натюрморт. Офелия появилась здесь уже после того, как были написаны цветы. Легкий профиль девушки прочерчен столь нечетко, что зритель даже не может понять — жива Офелия или уже мертва.
Но именно в возможности неоднозначной трактовки и заключается главная прелесть картины. В сущности, «Офелию среди цветов» не стоит даже рассматривать как иллюстрацию к шекспировской трагедии. И мечтательная, отрешенная Офелия Редона — это не несчастная, сошедшая с ума Офелия Шекспира.
Думается, не будет слишком дерзко предположить, что «Офелия среди цветов» — это, до некоторой степени, метафорический портрет души самого автора. Офелия погружена в свои думы — и Редон также всю жизнь был более обращен в себя, нежели вовне; девушку окружают фантастические, вымышленные цветы — и художник тоже всегда пребывал среди странных, удивительных образов, рожденных его воображением.
Кроме того, Офелия здесь почти бесплотна, а именно такой и должна быть душа.