Картина «Ужин», прозванная в шутливом противопоставлении серовской «Девочке с персиками» «Дамой с апельсинами», — одно из самых популярных полотен Бакста. С одной стороны, этот большой холст относится к весьма распространенному в русском искусстве конца XIX — начала XX века жанру «портрета незнакомки». С другой, произведение отличается целым рядом черт, делающих его непохожим на салонные портреты безымянных красавиц. Художник создает образ близкий распространенному в европейском модерне специфическому типу «женщины-вамп», который оказал большое влияние и на кинематограф и на литературу того времени.
«Сидит у стола кошка в дамском платье; ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе; тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но она сама смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне; талия ее, весь склад и фигура — кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея. Невыносимая вещь!» — презрительно писал В. В. Стасов. И совсем в другом тоне, слегка иронично, но не без восхищения, — В. В. Розанов: «Стильная декадентка fin de siècle черно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой, à la Джиоконда, кушает апельсины».
Сюжетный мотив одинокой фигуры в интерьере кафе или ресторана, фрагментарность композиции подсказаны полотнами импрессионистов, но Бакст не ограничивается фиксацией впечатления от натуры, он преображает ее. Трансформируя очертания женской фигуры и предметов, подчиняя их единому ритму, художник уподобляет модель некоему экзотическому растению, увенчанному гигантским цветком-шляпой, и превращает ее в часть орнаментального узора.
Полотно строится на игре пространства и линии. Постепенно нарастающий снизу и слева направо ритм белых и голубых плоскостей организует диагональное движение в глубину. Его динамику поддерживают волнистые края скатерти, пересекающиеся со шлейфом платья, а затем с изгибами женской фигуры.
В то же время вертикаль силуэта останавливает это движение: овальный шлейф на лилово-синем полу, коричнево-черные силуэты «змеящихся» рук на белом столе и, наконец, шляпа на голубовато-сером фоне стены спроецированы в одной плоскости. Текучие мазки широкими потоками ложатся на холст, обобщая и уплощая форму до аппликативного пятна. Живописность превращается в графичность, что позволяет сравнить станковое полотно Бакста с плакатами Тулуз-Лотрека и Стейнлина.
Избрав в качестве внешнего прототипа героини жену Александра Бенуа Анну Карловну, художник в данном случае не ставит портретных задач. Претворяя весь облик модели — лицо, фигуру в длинном бархатном платье со шлейфом, — Бакст создает характерный для своего времени призрачный и вместе с тем чувственный образ «ресторанной незнакомки», одновременно и влекущей, и порочной.
Светящееся, словно фарфор, лицо так и осталось ненаписанным, Бакст лишь наметил поверх масляной подготовки его легкую графику: миндалевидные глаза, тонкий нос, острый перевернутый «серп» алых губ. И дело здесь не в спешке перед открытием выставки, и даже не в «гениальной небрежности» , а в достигаемом сочетанием различных приемов и техник свойственного модерну соединения реальности и условности.