Серов раскрывает наглую самоуверенность и грубость промышленников и банкиров, пустоту и бездушие наряженных в меха и бриллианты дам высшего света, внутреннее ничтожество сановной аристократии… Своими портретами, разоблачающими истинную сущность всех этих Морозовых, Гиршманов, князей Голицыных и Юсуповых, художник выносил суровый приговор старому, уходящему миру. Всем этим «сильным мира сего» он противопоставлял образы простых людей из народа и образы прогрессивных деятелей русской культуры — тех, чьими именами и сегодня гордится наша страна: Станиславский, Ермолова, Репин, Чехов, Шаляпин — вот люди, на стороне которых громадное уважение и искренняя любовь художника.
«Баба с лошадью» — известная пастель Третьяковской галереи. Как превосходно выхвачен из зимней деревенской природы этот кусок жизни с веселой, задорно смеющейся молодой, здоровой женщиной, держащей под уздцы лошадку! Впервые я видел эту вещь на выставке в Мюнхене, куда Серов сам приезжал, чтобы ее привезти, боясь, как бы пастель в дороге не осыпалась. Он рассказывал тогда нам с Д. Н. Кардовским, как ее писал. Был мороз, масляные краски стыли, и он решил писать пастелью. Во время работы собрались крестьяне, не отходившие от него.
По первым же штрихам пастельных карандашей узнавали, что они обозначают: «Гляди — нос, глаз, губы, зубы, платок». «Угадывали все сразу — не так, как «образованные», обыкновенно поначалу ничего не разбирающие»,- прибавлял Серов. Эту чуткость неиспорченного глаза и точность восприятия Серов всегда высоко ценил у народа. Присутствовавшие внимательно следили за ходом работы, удивляясь, «как это все само выходит и до чего хорошо и просто». Когда пастель была окончена, один не выдержал и заявил: «Кажись, сам бы вот взял карандашики и сделал, до того дело словно простое». Серов признавался, что этот успех у крестьян был ему приятнее похвал присяжных критиков и интеллигентов.
Со стороны средств выражения «Баба в телеге» и «Баба с лошадью» внесли в русскую живопись черту, столь отличную от предшествующей трактовки аналогичных сюжетов как у самого Серова, так и во всей русской живописи, что на ней необходимо остановиться. Она относится столько же к чисто живописным приемам, сколько и к самой «взятости» вещи. Если качество портрета, по мнению Серова, зависит прежде всего от того, как он «взят», то еще более зависит от того же ценность картины. Еще один пример для уяснения этой мысли — картина Третьяковской галереи «Серый день» . Как мало говорит название этой вещи! Неужели здесь все дело в передаче серого дня? Ведь его не раз правдиво передавали десятки художников. Содержание произведения иное, гораздо более сложное и глубокое.