Джон Вильям Уотерхаус — живописец английской школы и последователь античных приемов письма, был ярым поклонником женских образов. Он тесно переплетал женскую красоту со сказочными сюжетами, отдавая предпочтение мифологии древнего Рима и Греции, однаков его работах мелькали героини славянского эпоса. Примером славянской тематики стало представленное полотно»Русалка», написанное в началеXXвека в традициях прерафаэлитизма.
Несмотря на отношение полотна к периоду прерафаэлитизма, его трудно назвать античным до последнего штриха. Быть может, манера исполнения подражает мастерам раннего возрождения, но сюжет отличается крайне сильно. Это не религиозная сцена и даже не библейский сюжет, а сказка о лесной нимфе или, в интерпретации российского этнографа Д. Зеленина, утопленнице. Если к самой героине с рыбьим хвостом нет нареканий, то к манере письма они имеются. Полотно поражает слишком уж сухим письмом, так не похожим на многие работы автора. Почему-то здесь мало света, мало тени, все монотонно и однообразно. Бликов почти нет, поэтому предметы кажутся плоскими и приклеенными. Даже Русалка выглядит искусственно помещенной перед дальним планом.
В рисунке много лишних абрисов, слишком контрастных, темных, четких. Это и придает аппликационность сюжету. Упуская из виду несвойственное Уотерхаусу письмо, хочется поговорить о композиции рисунка. Она хороша наличием крупных деталей, в частности девушки — Русалки, и деления на горизонтальную и вертикальную плоскости, и мелких — это чаша с бусинами и россыпь камней на берегу. Сказочная дева вышла холодной, грустной и мертвенно-бледной, как и должно быть. Еще один штамп в образе Русалки — ее длинные волосы и гребень, что делит спутанную копну на мелкие пряди.
Безмолвие, что царит вокруг, нагнетает чувство тревоги и тоски. Здесь очень холодно благодаря воде цвета мышьяка и аспидно-серому мху на валунах. Несмотря на одиночество русалки и пустоту в ее глазах, не хочется согреть ни этих рук, ни плеч. Она настолько холодна и мертва, что зрителя самого пробивает мелкая зыбь. Отторжение вызывает и пустынный пейзаж глубоко-синего моря, словно Уотерхаус нарочно обесцветил радостные краски жизни у хвоста женщины-рыбы.