Начиная с 1860-х годов, «импровизационная» манера письма Айвазовского, не «копировавшего» мир с натуры, а как бы вспоминавшего и даже сочинявшего его, вступила в противоречие с новейшими тенденциями в тогдашней русской живописи, выражением которых стала организация на рубеже 1860-70-х годов Товарищества передвижных художественных выставок.
Передвижники исповедовали жесткий реализм, романтически-взволнованным полотнам предпочитая социально-значимые работы. В это же время критики громко заговорили о том, что дарование Айвазовского иссякло, что он повторяет сам себя и, вообще, ничего кроме волн писать не может. Ответом на эти обвинения и явилась картина «Радуга», обозначившая новый этап в творчестве художника.
С одной стороны, перед нами очередное «кораблекрушение» Айвазовского. Но, с другой, оно совсем не похоже на прежние его «кораблекрушения» и «бури». Не отказываясь от собственных принципов, он в этой работе сильно модернизирует их — особенно заметно это в колористическом решении полотна.
Прежние «утрированные» краски уступают место более сдержанному и вместе с тем более тонко разработанному колориту. Меньшая «придуманность», педалированная «реалистичность» — это очевидная реплика художника в диалоге с современностью. Хотя романтическая напряженность остается характерным признаком и этой работы.